Я – дочь врага народа - Таисья Пьянкова

Лиза обычно выходит из проходной завода в семнадцать двадцать. Но в этот день – если не дождётся, то и хрен с ним!

Но в восемнадцать часов она всё-таки видит на дороге чёрный ЗИМ с полковником внутри. При всех регалиях!

«Прекрасно глядится, паразит!» – думает Лиза, в мозгах которой хихикает чья-то судная строфа:

И впрямь: для чего такой парад? А для того: пришёл, увидел… ну и всё прочее!

Так думает «потенциальная жертва», пока направляется утонуть в ослепительных лучах зыбкого обаяния.

И вот перед нею ловушкой – настежь распахнутая дверца!

В сосновый бор дорога ведёт машину явно не впервой – уж больно скоро находится место посадки…

ЗИМ с ходу разворачивается – к дороге носом…

Мигом разверзаются закрома багажника…

А чего резину тянуть?!

Полковника нетрудно понять: некогда ему упражняться с этой самой «резиной»: понтонный мост через Обь на ночь разводится. А с утра, на той стороне города – служба Советской Родине!

Полковник потому и шустрит. На коврике всё есть, даже больше, чем недавно у колхозного председателя… И арбуз тут! Сказка!

Ну, Лизавета! Выходи из машины – любовь зовёт!

Полковник – и так и сяк… И с правого борта шуршит лампасами, и с левого сверкает регалиями! Нет доверия к отличиям, хоть ты лопни!

Какого хрена тогда соглашалась ехать?! – написано на его служивой физиономии…

Лиза-то знает – какого хрена… Всё рассчитала: и путь с той стороны города, и долгое ожидание у проходной, и неближняя дорога в бор… И то, что естественная нужда званиям не подчиняется…

И повела эта нужда полковника за сосны.

А сосны не столь часты, чтобы устроиться поблизости…

И даже не пало в служивую башку полковника, что машина брошена нараспашку. Что ключ зажигания в гнезде!

Заставляет его глянуть из-за сосны шум мотора…

Твою мать! ЗИМ угоняют! С девкою…

Откуда ему знать, что «девка» научена водить машину. Не так чтобы хорошо, но в догонялки поиграть можно…

Пытаясь на бегу застегнуть брюки, он сверкает среди зелени красными лампасами; и отстать нельзя, и догнать неможно… Орёт – стой, стрелять буду! – хотя руки его никак не могут справиться с штанами…

Так Лиза дотягивает машину до шоссе. Дальше – боится движения. Она бросает ЗИМ, выскакивает на дорогу, голосует…

Задерживается первая же легковушка.

Устроившись на заднем сиденье, Лиза желает сказать водителю «спасибо», да вдруг узнаёт Михаила. Тот, улыбаясь, спрашивает:

– Что? Опять побег? Ну, рецидивистка!

Лиза смеётся и ругает себя:

– Вот дура! Арбуз забыла…

Михаил ведёт машину, а улыбка у него такая хорошая! У кого попало таких не бывает…

– Я всю ночь тогда тебя проискал, – признаётся он.

– Я бы всё равно не вернулась… – отвечает Лиза.

– Это понятно… – отзывается Михаил так бесхитростно, что Лизавете становится не по себе: всего в двух словах звучит для неё такое равнодушие, что она не знает, как ответить? Потому спрашивает тупо:

– А чё тогда искал?

– А то, что ты редкая дурёха.

Лиза не обижается:

– Я это и без тебя знаю…

На что Михаил восклицает:

– Бог мой! Откуда ты?! Из какого сундука вывалилась?

– А чё, нафталином воняю?

Смех принуждает Михаила свернуть на обочину.

Он хохочет настолько заразительно, что Лиза не выдерживает и тоже принимается хохотать.

Веселье, возможно, не было бы таким долгим, когда мимо не проплыл бы ЗИМ!

Его хозяин по-звериному заглядывает в нутро легковушки, где заново взрывается веселье, которому тут же вторит раскат грома.

По корпусу звонко цокают капли. Если бы не дождь, можно было бы подумать, что это в ЗИМе взорвался полковник…

Лиза понимает, что лишний смех глуповат. А ей хочется перед Михаилом казаться умнее, ну и милосердней, что ли. Она замолкает. Замолкает и Михаил. Подступает грусть, и она тихо читает:

Дорога пуста. Легковушка, покачиваясь, скользит своим путём. Михаил, не то помогая движению, не то соглашаясь со звуками стихов, кивает головою. После минуты молчания просит:

– Ещё почитай…

Лизу никогда не просили так, больше принуждали уговорами… А сейчас она отзывается на просьбу в какой-то печальной эйфории. Не понимает, что жалуется:

Понимает, что совсем уж съехала на скорбь. Не хватает ещё зарыдать! Потому – хихикает. Но хихиканье получается и того несчастнее…

– О Господи! – произносит Михаил, затем спрашивает, как тот моряк – на танцевальной площадке: – Кто это тебя так?..

Перед Лизою разом возникает красная рожа детдомовского воспитателя Цывика. Её дёргает – словно током! В сердце занозою впивается вопрос: что же тогда произошло, что с нею он сотворил?!

– Знаю, ты детдомовская, – словно издали слышит она Михаила. – Там, да?..

– Нет! – почти кричит Лиза, отрицая не столько Цывика, сколько Михаила! На неё накатывает убеждение, что, не осознав полностью былого, она не имеет права позволять ухаживать за собою кому бы то ни было. Тем более такому доброму умнице, как Михаил.